ОБ АВТОРЕ

ПУБЛИКАЦИИ

РАДИОПЕРЕДАЧИ

КНИГИ

ПРОЗА

ФИЛЬМЫ

В ПРЕССЕ

БЛОГ В ЖЖ

"Литературная Россия, N34, 23.08.2002 г.
Владимир КАРПОВ

(О романе израильской писательницы Жанны Корсунской "Королева на левом бедре")

В городе Антверпене запрещено устанавливать памятники политикам, можно лишь мастерам, художникам и поэтам. Ах, друзья, как было бы замечательно сбросить с корабля современности все политизированные фигуры, а предоставить СМИ людям чувств, умеющим внимать другому. Я подумал об этом, встретившись с Жанной Корсунской. Ибо когда шёл на встречу, ещё не видя её, не читая, зная лишь, что она еврейская писательница, мне упорно представлялись товарищи Новодворская или -- почему-то? -- Березовский.
Вполне возможно, что и Жанна изначально ждала встречи с кем-то, похожим, скажем, на Анпилова. По крайней мере, однажды, будучи в гостях, я пережил ситуацию, когда, ещё не проронив ни слова, со своим простонародным русским стал для чернявой хозяйки дома "черносотенцем", "краснокоричнивым" и уж непременно "анпиловцем".
Но тем и замечательна жизнь, что рушатся стереотипы, и вдруг открывается мир, который, по существу, не должен бы быть для тебя открытием. Жанна Корсунская оказалась молодой, красивой женщиной с глазами, напомнившими мне глаза "еврейского мальчика" с картины Пикассо -- пристальными, исполненными странным, извечно неразрешённым вопросом. (Правда, позже, когда в одной из её повестей я прочитал, как героиня научилась безошибочно пользоваться своей красотой, то настороженней отнёсся к этому, теперь уже из памяти взгляду).
В нашем разговоре Жанна гранёно определила, что для неё такое быть евреем. Это -- знать и понимать историю еврейского народа, где исход из Египта -- из рабства -- является на сегодняшний день краеугольным камнем. Ибо когда евреи вышли на Синайский полуостров, пути до земли обетованной им оставалось всего лишь 11 дней. Но Бог водил их по пустыни 40 лет, чтобы те перестали быть рабами: выросло новое поколение. Трёхтысячалетней давности исход из Египта Жанна увязывала с современным переездом евреев со всего мира в Израиль, потому что только так они могут обрести свободу.
Я же для себя отметил, что свобода, по Корсунской, для евреев совсем не то, как толкуется в российском "массовом сознании", когда делай, что ни попадя. Нет. Свобода для них -- это независимость от чужого влияния, порядка, мировоззрения. Полное соответствие с заветами и законами своего народа.
Еврей должен знать и соблюдать заповеди Торы: 613 заповедей. Как внести хозяйство, общаться с женой. воспитывать детей и т.д.
Соблюдать еврейские праздники и знать еврейский лунный календарь. У евреев на дворе сегодня 5762 год.
Почитать святыни. Постигать Тору и Кабалу, как учение.
"Знать это, уважать это, ценить это, -- подводила итог своему определению Жанна Корсунская, -- это и есть быть евреем".
После её слов я зарядился сделать точную формулировку: что такое быть русским? Вспомнил, как недавно, стоя в Херсонесе на том месте, может быть, ступня в ступню, где крестился князь Владимир, крестивший Русь -- море также блестело, солнце палило, -- и вдруг волной во мне аукнулось смятение. Осознание того, насколько всё ещё это в нас горячо, не улеглось. Торой для нас, видимо, должна бы служить русская литература. А как быть, в какие определения ввести "всечеловеческую отзывчивость?" Хотя нужна бы гам сегодня книга памяти и правил, "Русский завет".
Словом, общение с Жанной Корсунской обострила во мне мои национальные чувства, и я взялся читать её "Королеву на левом бедре".
Это роман, который можно отнести к жанру "семейной хроники". Еврейская семья в послереволюционной общей сорванности уезжает из Украины и пускает корни в Сибири. "...я тринадцать лет в Сибири живу. Нет у нас здесь национальной розни. Много разных людей занесла судьба -- казахов, татар, украинцев, русских, евреев, латышей. И все дружно живут, потому что нельзя иначе. Земля суровая," -- так героиня романа Мира объясняет уклад сибирской жизни. Последнее выделено мною. -- В.К., ибо это -- тяжёлые природные условия -- во все времена понуждало людей разных национальностей в Сибири жить миром. Северная природа -- опаснее, нежели другой человек, или иные этнические группы. Надо было объединяться, чтобы обустроиться, дружить. Видимо, неспроста и автор назвала свою героиню -- Мира.
История жизни Миры Абрамовны вполне типична для своего времени, для сибирского бытия. И тем не менее -- это мир в миру. Как, впрочем, и в прозе русских "деревенщиков": мир их героев существовал родовой обителью, крепостью духовной, в некой системе общественного устройства, или, точнее, переустройства. И это родовое изначалье притягивало в "деревенской" прозе нас тогда, и становится жизненно необходимым теперь. Мне думается, что именно здесь ныне и лежит межа, или скорее линия фронта меж дьяволом и Богом, где дьявол обретает весьма привлекательные формы мировой унификации. Причём обезличенность может выражаться как в стремлении к неким общемировым ценностям, к общемировому цивилизованному пути, так и в обратном, в якобы национальной агрессивности и притязаниях. Именно по этому признаку Сатана в "Хазарском словаре" М.Павича делит мир на угодных ему, Сатане, и неугодных:"... с теми, кто друг друга ненавидит, на этом свете нет никаких затруднений. Они всегда похожи. Враги одинаковы, или со временем становятся одинаковыми... Самую большую опасность представляют те, кто действительно отличается друг от друга. Они стремятся узнать друг друга, потому что им различия не мешают".
Внутренним движением к родовой чистоте своего народа и привлёк меня роман Ж.Корсунской "Королева на левом бедре". В войну, на фронте, "королеву" выколол по трафарету на левом бедре Михаил, потому что она напоминала ему Миру, жену его. А почему на бедре -- потому что левая грудь, где хотелось бы носить образ любимой, была слишком волосатой -- еврей.
Конечно, в романе Ж.Корсунской мы встречаем не тот религиозно выверенный этнический мир, который присутствует в фильме "Кадош" режиссёра Амоса Гитая. Когда я увидел кадры этого фильма по ТВ, то ещё не зная, о чём он, о каком народе, был заворожён национальной отлаженностью бытия, которая напоминала мне жизнь сибирских старообрядцев. Иные характеры, манеры, но гранёная чёткость правил, строго обусловленные нравы, видимо, и составляют сущность национального самосохранения. Ведь всё живое в природе живёт по правилам: у птиц свои миграционные маршруты, оленям для обитания нужны определённые территории, инстинкты ограничивают время случек. Утки вот, бывает, остаются зимовать на тёплых стоках, идущих с заводов, и подыхают от ожирения. Дворовые собаки, окончательно теряя признаки породы, бегают свободными, и у человечества сегодня есть основание последовать их примеру... Удивительным для меня, когда я смотрел фильм "Кадош", было ещё и то, что очень уж чужд его героям тот "еврей", который стал привычен для наших СМИ. Он, последний, даже, может, и вовсе не еврей, скорее всего, так, он, "общечеловек", может быть любой национальности, но проходит за еврея. (Ну, из рук вон плохо работает израильская пропаганда!)
В фильме, правда, строгие нравы хасидов вступают в противоречие с необходимостью продолжения рода, губят женщину. Религиозные законы для героев Ж.Корсунской значат не более, чем для всех других советских людей того времени. Они живут в людях как память, как страх Божий. И если в Ривке из "Кадоша" побеждают заповеди, трагическая для неё верность мужу, то в Мире из "Королевы..." всего сильнее оказывается любовь. Она изменяет своему бесконечно любящему её мужу Михаилу. А Григорий, любящий Миру до безумия, по навету отправляет Михаила в тюрьму -- только бы обладать Мирой. Но сила его и ее страсти такова, что, похоже, даже сам Михаил ни жену, ни губителя своего не винит, понимая: любовь. Хотя я бы назавал их чувства родовым зовом. Столько в них плотского, рвущегося друг в друга, продлиться, продолжиться. Это, осмелюсь сказать, ветхозаветный мир, где дочери могли соблазнить отца, если больше нет мужчин, сноха предстать свёкру блудницей, когда не от кого рожать, но всё для того, чтобы продолжить род, а потому нет в том греха. Плоть Миры стремиться родить от Григория, но у неё есть дети от Михаила, в ней побеждает материнский долг.
Рискую быть неверно понятым, но, читая роман Корсунской, я так понял разницу между русской женщиной и еврейкой, или, по крайней мере, между героинями литературы того и другого народа: у русской сила -- в сердце, а у еврейки -- под сердцем. В родовом зове.
И ещё одно различие. Герои "Королевы..." -- сибиряки. Их жизнь, быт, заботы очень похожи на жизнь и хлопоты моих родственников. С той разницей, что, будучи людьми советскими, герои Корсунской не перестают осознавать, что они -- евреи. Скажем, Мира Абрамовна, спасая закупленную для столовой пересоленную селёдку, вспоминает старый способ: залить растительным маслом и пересыпать репчатым луком. Мира отмечает: еврейский рецепт. Моя мать тоже работала в столовой и, случись подобное, то скорее всего никогда бы не подумала, что предлагает русскую кухню, а просто сделала бы, да и сделала, залила бы да и залила... Впрочем, и грузин бы вспомнил, что это по-грузински, и узбек, наверное... А русские уже тогда стали стыдится так думать. Потому ли, что воплощали в себе советскость? Были, так сказать, центрирующим народом, уходили в фундамент, в землю? Или вот опять же... "всечеловек?" И ныне с всечеловеческим любопытством мы смотрим на то, как кто-то где-то сладко живёт, а ещё больше выдумываем эту жизнь, и так мало приглядываемся к тому, как люди охраняют своё, самобытное, национальное.
Сегодня целый кино-теле-литературный клан возник, который только тем и занимается, что осмеивает людей моего рода племени -- мою родню. Может, мы того и заслуживаем, может, и есть над чем посмеяться, но... всему свой черёд. Вот уж дожили, что хохот-то -- он ни то граничит, ни то за гранью сумасшествия.
Жанна Корсунская рассказала о своей родне. С любовью, с болью. С тоской. Расширилась сфера и моего сибирского мира. Жанна разместила там свой мир -- узнаваемый мною, и в то же время для меня новый. Еврейский мир с русской долей.