|
"Литератруная Россия", "День литературы".
К 180-летию Л.Н. Толстого
Владимир Карпов
ДЕТИ АННЫ КАРЕНИНОЙ
"Отгоняй от себя все то, что мешает
тебе чувствовать твою связь со всем живым"
Л.Н.Толстой
В Ясной Поляне шел ливень. Вековые дубы походили на Льва Толстого. Много, много Толстых. Разгневанных, с разрывами молний в глазах.
Под дубом было сухо. Струи стекали по ветвистым бровям Толстого, и разрозненными каплями рассеивались вокруг.
Иван приехал сюда, в обитель великого моралиста, с юной женщиной, чужой женой.
Толстой колко смотрел каждым деревом.
Это потом, когда в зимнем слякотном Крыму его вдруг пробьет озноб, ночная страшная трясучка, и когда в больнице ему измерят давление, прослушают сердце, и все окажется идеальным, а ночной колотун будет цепляться вновь и вновь, вырывая из чумного сна в кошмар пронизывающей стужи, дрожи, когда на куски развалится реальность и полезут мысли о сглазе, порчи, - тогда станут преследовать толстовские глаза дубов.
Тогда же, в Крыму, он увидит беременную соседку, которая еще совсем недавно была школьницей, отличницей, мечтавшей о педагогическом институте, и казалась воплощением целомудрия. Но перед выпускными экзаменами сошлась с местным хулиганом, которого скоро посадили, а она родила от него, и теперь была беременна снова от парня, брата подруги, который только что вышел из тюрьмы. Малолетних, не готовых к воспитанию мам, он встречал по России, и теперь по Украине немало, и всеобщая радость по поводу повышения рождаемости увиделась ему делом сомнительным.
Пасмурный тяжелый взгляд из Дубовой рощи смотрел так, будто во всем этом был повинен он. И тогда у него родилось смутное подозрение, кто это его сглазил.
Как звали кобылу Вронского? Да, Фру-фру. А как детей Анны Карениной? Что с ними стало? Про первого, сына, Сережу, он помнил: мальчик остался с отцом, Карениным. А девочка, дочка от Вронского? Была же дочка-то?! И как, вообще, мать двух детей угодила под поезд? Он полез в роман, с удивлением вычитал, что и дочку взял на воспитание Каренин. Во, мужик! Но это его мало утешило. Как ей расти, дочке? «Несчастный ребенок!- сказала няня, шикая на ребенка, и продолжала ходить», - так начиналась жизнь девочки. Сыну тоже невесело взрослеть с тем сознанием, что мать покончила с собой. Ведь все вокруг будут об этом говорить, до скончания века будут! Но для него «папа» - хотя бы родной. А для девочки, которую крохотной непутевая мать называла ласково «Ани» и которая, когда вырастет, станет носить такое же, как у матери, имя: Анна Каренина? Каково ей во всем этом?
Если верить библейским пророкам, то и вовсе беда: «Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет. Если и будут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета. А если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда; ибо ужасен конец неправедного рода» - гласит Книга премудростей Соломоновых. Не лучшее предрекает и Книга премудростей
Иисуса, сына Сирахова: «Лучше один праведник, нежели тысяча грешников, и лучше умереть бездетным, нежели иметь детей нечестивых, ибо от одного разумного населится город, а племя беззаконных опустеет».
Так или иначе, как старик Каренин не крутись, а с такой порослью русской аристократии так и видится алая заря 1917 года.
Но все эти мысли явились потом. А пока Иван развернулся к женщине, к ее льнущей стати, любящему взору, спадающим волосам. И, глядя на путанные, как его жизнь, ложбинки древесной коры, видел себя героем, заезжим гастролером на сцене Ясной Поляны, где в кардобалете принимали участие великий классик и его великие творения.
Он хотел думать так, как думать стало принято. Дед был моралистом, осуждал прелюбодеяние, за воздержание ратовал. А сам наплодил тринадцать детей в семье, на стороне, как считали прежде, одного, а ныне поговаривают, что чуть ли ни вся Ясная Поляна до сих пор на него похожа. Под старость, оно и мы будем сурово грозить указательным пальцем, и хмурить брови.
После болезни Иван заново откроет повести «Крейцерова соната», «Дьявол», - и удивится, что они написаны человеком, которому только что перевалило за шестьдесят. Если в восемьдесят Толстой ездил верхом, то каков же он в эти годы? Спустя год Толстой начинает работать над «Отцом Сергеем», где ставится, по существу, все тот же вопрос: как соразмерить Божье предназначение и плотскую страсть? Духовное и животное в человеке? Где твой свободный дух, если так зависим? Почему ты человек, когда твои нравственные личностные ценности улетучиваются как мираж перед реальностью «босоногой, с засученными рукавами» бабы?
Молодой блестящий гвардеец Касатский – будущий отец Сергий – мог счастливо прожить со своей избранницей всю жизнь, не узнай он до поры, что она – обыкновенная грешная женщина, да еще любовница так почитаемого им государя. Гвардеец уходит в монастырь. И далее Толстой ставит, казалось бы, иные вопросы: что праведнее и органичнее для человеческого пути, отшельническая жизнь или мирская? Соблазнов много: и стяжательство, и жажда слава, и гордыня. Но основные муки герой претерпевает все-таки из-за того предмета, который и привел его в монастырь: женщина!
Поздышев из «Крейцеровой сонаты» рассуждает так об унижении и власти женщин: « Точно так же как евреи, как они своей денежной властью отплачивают за свое унижение, так и женщины. «А, вы хотите, чтобы мы были только торговцы. Хорошо, мы, торговцы, завладеем вами», - говорят евреи. «А, вы хотите, чтобы мы были предмет чувственности, хорошо, мы, как предмет чувственности, и поработим вас», - говорят женщины… Женщины устроили из себя такое орудие воздействия на чувственность, что мужчина не может спокойно обращаться с женщиной. Как только мужчина подошел к женщине, таки подпал под ее дурман и ошалел. И прежде мне всегда бывало неловко, жутко, когда я видал разряженную даму в бальном платье, но теперь мне прямо страшно, и хочется крикнуть полицейского, звать защиту против опасности, потребовать того, чтобы убрали, устранили опасный предмет».
Продуманной власти светских женщин Отец Сергий нашел противостояние. Но перед неприкрытой хитростями, первозданной плотской женской властью отшельник не устоял.
Отец Сергий, а с ним и Лев Толстой, решает противоречия между монастырским путем жизни и мирским в пользу последнего. Но, увы, мы так и не узнаем, как в миру, сначала став безымянным странником, потом, живя в Сибири на заимке, где работает у хозяина «в огороде, и учит детей отец, и ходит за больными», отец Сергий решает свою главную проблему монашеской жизни: влечение к женщине? Что, благодаря детям или больным побеждена похоть? Естественная тяга к продолжению рода?
И правильно, что не узнаем. Прелюбодеяние – оно и в миру, прелюбодеяние. Причем по Толстому, прелюбодеяние – это не только измена жене или мужу, не связь вне брачных уз, - это отношение к женщине, как к предмету наслаждения, даже если это жена.
Человечество с той поры в этом вопросе стало очень продвинутым. Нехлюдов в «Воскресении», скажем, овладел, как предметом наслаждения, Катей Масловой, так потом каялся, в Сибирь за ней поехал!
Ивану довелось участвовать в одном судебном процессе. Молодая женщина подала иск «по установлению отцовства» на мужчину, у которого она училась почти десять лет, потом служила ему, как руководителю предприятия. Мужчина был человеком известным и почитаемым в городе, женатым, связи с ней не признал. И все его окружение, чиновники, с которым пил водку в банях, просто сплотились против девочки, дав бой по отстаиванию «доброго имени». То, что ребенок растет, и похожий как две капли воды на этого почтенного воспитателя – всем до фонаря! Когда современный Нехлюдов выиграл процесс, ему пожимали руку, будто это была победа в чемпионате Европы по футболу.
В рассказе «Франсуаза» матрос встречает в бордели свою сестру, и рыдает. Нынешний герой «Франсуазы» должен встретить в бордели дочь, и даже не всплакнуть. А то и «оттянуться по полной программе».
Легко также представить некую путешественницу, встретившую в аналогичной ситуации брата. Она будет очень горда: так романтично - брат стриптизер или альфонс! Женщина, наконец, завоевала право пользоваться мужчиной, как предметом удовольствия.
Иван взял на заметку любопытную статистику. На западе рождается четыре процента детей, зачатых матерями не от своих законных мужей. В России этот показатель гораздо выше – четырнадцать процентов. Это серьезный общественный диагноз: измены, лож, совращение.
Давно ли мы видели на экране красивую домохозяйку, мать семейства? Зато с прославлением проституток могут поспорить разве что гомосексуалисты или трансвеститы, удалившие за исторической ненадобностью мужские гениталии.
А они и, правда, в сегодняшнем представлении о мужественности, не нужны. Герой боевика может трясти накаченными телесами, красуясь ими, как баба, стрелять без разбора, но если в его башке не возникает вопроса – зачем? - если он не стремиться понять течение времен и моделировать завтрашний день, то есть формировать сознание, а хлопочет только о выживании, то он женщина.
А кто воспитывал сына Андрея Болконского, человека чести, духовной стойкости. Милый Николай Ростов, мужчина иного склада. А будут ли наделены мужским духовным началом дети умного, тонкого, мягкосердечного Пьера Безухова, несущего в себе неопределенность родовой принадлежности?
В России треть детей рождается вне брака, тогда как на западе - до трех четвертых. Поэтому бестселлером становится книга Пегги Дрекслер: «Воспитание мальчиков без отцов: независимые матери создают будущее поколение незаурядных мужчин».
В российских средних школах старшеклассники на переменах обнимаются. Ивану, как человеку, учившемуся в советской школе, удивительно уже то, что они в школе обнимаются. Но, заметьте, обнимает, или сидит рядом, положив руку на плечо друга, всегда девочка. Именно так, как в годы его юности обнимал парень. Правда, обычная жалоба современных молодых жен состоит в том, что муж ничего не хочет, ничего не надо, пиво попить, на компьютере поиграть, да поспать. Так он еще в твоих объятьях спал!
Российские матери одиночки, как правило, зависимы и часто не подготовлены отвечать даже за себя. Крымская соседка, сама ребенок, к лету уже с двумя на руках. Это повсеместное явление: на улице могут жить замечательные мальчики, скромные, застенчивые, думающие. Но если есть хорошая, добрая девочка, то она обязательно найдет самое последнее отрепье. Конечно, это есть и в женской природе – тяга к решительному, сильному мужчине. К змию. Но сегодня сказывается и бесконечная романтизация «крутых», отвязанных, плохих показных парней. Силу – перепутали с наглостью и бессовестностью. «Залетит» от него, пьяного или наколотого, где-нибудь в подъезде или в дорогой сауне, и мучается потом с сынишкой, клянет мужчин. Хотя сама устроила себе такую жизнь, и запустила в мир ген насильника. И ведь не того, нахрапистого, клянет, а другого, который всегда стоял в сторонке, смотрел на нее во все глаза, но так и не подошел.
С тем, застенчивым, тоже происходит казус: он начинает выпивать, чтобы «раскрепоститься». По пьянке знакомится с женщиной, и вместе они выпивают, пока дружат, им хорошо, и кажется, что есть серьезное взаимопонимание. Женятся, и узнают, что трезвые, они совсем иные люди.
Много ли сегодня найдется людей, которые ответят: зачем они занимаются любовью, женятся, рожают детей? Как, впрочем, и зачем живут, жируют или тратят, пьют или становятся олигархом?
Для того, чтобы произвести потомство от породистой собаки, человек прослеживает ее родословную. Породистых кобыл, понесших от непородистых жеребцов, коневоды вообще выбраковывают. Чтобы вырастить картошку, человек выбирает сорт на семена, готовит почву, понимая, как это непросто. А зачатие ребенка происходит, как у беспризорных псов на помойках, по факту: «залетела»! И никто не увидит в том греха. Как же, любовь. А как сделать аборт - вдруг проснется у всех православное сознание, заговорят о грехе. Рождение ребенка в нашем понимании всегда благо, и мы с умилением повторяем «Ребенок – от Бога». От Бога все на земле: и сорняк, и добрый злак, и Пушкин, и Чекатило.
Господ даровал жизнь, но Господь по грехам их и губил целые народы. Через наш выбор – Бог говорит с миром.
Процент рожденных в России детей с диагнозом « гиперактивность», то есть нарушением волевых, психических качеств, у нас просто чудовищен: сорок процентов. Мальчиков с такими показателями в 4,5 раза больше, чем девочек. Проблема мужчин – мужей – станет острее.
Когда ныне в ТВ показывают так называемых «скинхедов», и под их действия подводят идейную базу, то хочется спросить: вы вблизи этих мальчишек видели. Какая идея, когда не дали ни воспитания, ни нового, ни старого, - это дети реформ, с убитым духовным миром, с соответственной животной инстинктивной агрессивностью.
Сын Божий примет всех. Всех обоймет любовью. Если только мы не утратим способности к любви и покаянию, не превратимся в биологических существ, наделенных сексуальным и жевательным инстинктом, или только жевательным.
Века отбором невест или женихов занимались «мамки», «бабки», «повитухи», «мудрецы», велись родовые книги с характеристиками предков. Ныне есть наука генетика, докопавшаяся до невообразимых глубин в изучении наследственности. До сорокового колена можно установить принадлежность человека к расе, этнической принадлежности. Согласно весьма доказательная версии, каждый двухсотый мужчина на территории Центральной Евразии, независимо от национальности, потомок Чингисхана. Если мы утратили законы сохранения рода, отбросили моральные нормы, если не под силу нам духовная жизнь, то давайте обратимся к научным законам генетики. Но современному человеку претят любые системы, никто не может посягать на его так называемую свободу, и он ведет себя, будто только что откушал яблоко с древа познания.
Устами Поздышева Лев Толстой гласит: «Человечество живет, перед ним стоит идеал и, разумеется, идеал не кроликов или свиней, чтобы расплодиться как можно больше, и не обезьян или парижан, чтобы как можно утонченнее пользоваться удовольствиями половой страсти…»
В летнем Крыму, в отсвете открытого кафе, Иван наткнулся на пару, справляющую на каменном постаменте нехитрую любовную утеху. Испытал ли он неприязнь, какое-то осуждение? Нет. Поразился красоте прогнутой девичьей спины. И свернул в сторону, делая вид, будто идет мимо и ничего не замечает. Однако видел, как пара распрямилась. И он полагал, что спугнул их, и люди сейчас торопливо начнут одеваться. Но девушка просто сменила позу, сев на камень и широко раскинув на редкость красивые ноги. Чужие глаза ее, что называется, заводили.
Спустя день, другой Иван увидел, как неподалеку от набережной, на возвышении волнореза, в полуночном свете девушка с тонким станом челноком прыгает на парне. Мир виртуальной реальности – компьютерные эротические игры, порнографические ролики и слайды – сделал таинство половой близости явлением публичным. Виртуальные образы -ходовой товар – шагнули в действительную жизнь. Людям нравится жить, как в кино.
Иван представил Толстого рядом: предполагая, что классик должен ужаснуться. Но, как ни странно, Толстой в его воображении ответил то, что некогда ответил Сталин, когда ему доложили о любовной связи Рокоссовского. «Что делать будем?», - спросил Берия. «Что дэлать? – повторил вождь, - за-авидовать будем».
В сравнении с идей страны, как трудовых лагерей, идея «обезьян и парижан» выглядит привлекательнее. Но все дело в том, что идея обезьян – сегодня рыночная идея. Рыночная идея с ее необходимостью превратить потребителя – то есть человечество – в существа с упакованным сознанием, устремленным к удовлетворению потребностей, к удовольствию, ибо за удовольствие надо платить. И нормальный человек должен бы сопротивляться рыночным постулатам, сохраняя человеческое в себе, но не мы, не наше общественное мнение, самым трепетным и искренним образом обслуживающее рыночную идею, как прежде обслуживало идею диктатуры пролетариата.
Кто напишет современный «Домострой»? Смотреть ли молодоженам порнуху, и как к ней относиться, если все равно ее покажут? Как почувствовать аромат любви, если до свадьбы перебрано несчитанное количество «партнеров». Как вернуть понимание того, что близость – это не достижение экстаза за счет механических телодвижений, а создание нового мира, слияние душ, может быть, прикосновение к неведомой вечности, откликающуюся через женскую матку рождением новой жизни.
Тогда, на набережной, Ваня засмотрелся на подлунное играющее море, и не заметил, как пара на волнорезе оделась, и молодые люди пошли в его сторону. Ее походка была лихорадочно устремленной, жесткой - типичная «офисная» вышколенная девочка. К той поре зимняя напасть давно миновала, Иван был здоров, сказывался, как в таких случаях говорил Толстой, избыток пищи, и вместе с женщиной морской волной прокатился кобылий сексуальный зов.
Парень, упитанный, холеный, по виду, благообразный офисный служитель в очках, фосфорился ощущением удальца и победителя.
И следующим вечером в жизни Вани нарисовалась златокожая прима местного стриптиза с плечами и статью Анны Карениной. И Ваня ловил себя на том, что рядом с ней тоже сияет, как масленый блин, и также вышагивает с чувством, будто получил пояс чемпиона по боксу в тяжелом весе. А уж ему-то было не знать, что женское чрево - это часть магмы невидимого мирового океана, бурлящего, дышащего, живущего отдельно от женщины. Как можно победить бесконечное хлюпающее болото, рождающее в жаркий день потоки человеческого комарья, сунув туда отвертку?
Иисус, сын Сираха сказал: «Человек, блудодействующий в теле плоти своей, не перестанет, пока не прогорит огонь». Толстой уверял: «А быть блудником есть физическое состояние, подобное состоянию морфиниста, пьяницы, курильщика».
А не блудником ли сегодня устраивается вся жизнь? - стал патетически думать Иван. – Ему надо добиться женщины, и он шевелится, носится, он беспокоен, один хочет заработать денег, уверенный, что при деньгах у него всегда будут женщины. Другой знает, как говорил Федя Протасов из «Живого трупа», что для любви нужна игра, и любви алчет, страсти, как тот же губивший себя Протасов, увлекший за собой цыганку Машу, казалось бы, воспитанную только на корысти, на способности влюблять в себя, чтобы иметь деньги и при этом готовую пойти за Федей безоглядно. Потому что жила в нем – игра, и в ней играла, бродила душа. И пусть любовь их была обречена, не имела будущего, но они пережили ее, мимолетную, подлинную страсть! А что еще нужно в жизни, кроме вкуса алых ягод, созревающих так ненадолго?! Только разбуженная, вызволенная душа, душа заигравшая делает близость между мужчиной и женщиной не предметом телесного удовольствия, а тем, чего в мире так ищет человек – мигом самоотречения, выхода из тлена, и может быть, прикосновением к тому, что есть жизнь вечная. Такой блудник готовит свою душу, призывая на помощь и мировую культуру, и познания, он вечный сеятель, возделывающий, как почву, душу свою, и вечный старатель, моющий из породы злато, вечный путник в душе своей. Уберите его, такого блудника из жизни, и первыми объявят протест женщины, даже самые целомудренные, ибо кто же еще посмотрит на них с вожделением, за которое справедливо надлежит вырвать глаз и которое подхватывает женщину, и несет, как на крыльях, даже если в руках ее таз с загаженными пеленками.
Но Ваня также знал: отношения между мужчиной и женщиной должны завершиться тем, что предусмотрено природой, - ребенком. И когда этого не происходит, то женщина остается, как разрыхленная, но не засеянная почва.
Блудник – остается перед жизненным противоречием, теряя на пути клочья души.
И дай ему Бог – не превратиться в распутника, для которого женщина – предмет ненависти и презрения. Впрочем, для него и мужчина может быть предметом ненависти, потому распутник чаще всего удовлетворяет похоть без разбора пола. Для него главное: сделать из человека животное.
Ивану несколько раз довелось участвовать в банном застолье, где очень богатый мужчина постоянно бахвалился тем, как он имел связь с женщинами, которые, по большей части, у него работали. Рассказ всегда сопровождался унижающими женщину деталями. Пятидесятилетний мужик срывался на самый радужный гогот в подростковой уверенности, будто срам – может быть предметом гордости. Люди вокруг, вполне зажиточные, но беднее, все бывшие инженеры, явно переживая неловкость, натужно смеялись или выдавливали отупелое раздельное «хи-хи». При этом о своей жене любитель похабить женщин говорил очень уважительно, а при слове «мама» просто ронял слезу. И Ваня понял: на свой лад, как в тюремном мире, у человека существуют четкие нравственные градации: «жена, мать – это святое. И не только свои. Если ты чужая жена и мать – будь ею. Но если ты, тварюга, ложишься под меня, потому что я хозяин или богатый, то я тебя, как тварюгу, и буду пользовать». К сожалению, женщины, да и мужчины, польстившиеся на сказки о богатых, на придуманный дешевыми литераторами мир «гламура», в разрекламированности насилия, полюбили унижение, принимая его чуть ли ни за дар свыше, и в благоговейном порыве подобострастия сами лезут в грязи поваляться.
После южной парной ночи вновь открытый Толстой отрезвил и буквально встряхнул Ивана существом вопроса. Во время войны, когда люди гибли от пуль и штыков, а прекрасная Эллен, жена графа Безухова, металась меж двух любовников, иностранного принца и русского вельможи, приняла католичество, в расположении к обворожительному французу иезуиту. И вдруг внезапно умерла от неясной хвори.
И казавшиеся с вечера привлекательными девочки с выставленной напоказ сексуальностью увиделись безносыми посланницами преисподней с железными косами на взмахе! Сгинь, нечистая! Притаись, блудник, живи со старухой женой: нет ничего сладостнее на земле, чем нянчить общих внуков!
Так, а что же там, в Сибири, сталось с Отцом Сергием? Если женился, то «прилепился к жене своей». Не женился, - не совладав с собою в монашеской жизни, далеко от этой привязи не ушел. Ветхозаветные пророки Завет Божий видели в продолжении и сохранении рода, и, естественно, были женатыми людьми. Христианские заповеди направлены на спасение души, здесь пророка и проповедника трудно представить женатым.
Отец Сергий, найдя благо в мирском служении людям, так и не сможет разрешить противоречия между зовом плоти и необходимостью духовного подвига.
«…Женщина, наперекор своей природе должна быть одновременно и беременной, и кормилицей, любовницей, должна быть тем, до чего не опускается ни одно животное», - восклицает Поздышев, взывая мужчин к ответственности.
Из сегодняшнего дня видно, если из забот женщины убрать хотя бы что-то одно – беременность, кормление или любовницу, - выходит нечто противоположное тому общественному благу, за которое и ратовал Лев Николаевич.
Иван мысленно предложил женам, рожавшим ему детей, на время беременности и кормления прекратить половую близость. Обе они ответили одинаковой улыбкой, сдержанной и завлекающей, как у Моны Лизы, рассекретив ее загадочность. У него жены были настоящими женщинами!
Настоящей женщиной была Анна Каренина. Она хоть и выщелкнулась из течения жизни, предвещая распад аристократического лада, но все делала ради любви. И под поезд бросилась только потому, что не видела больше возможности завоевать его, любимого, навеки приковав к себе. Лев Толстой в предисловии к рассказу Чехова «Душечка» пишет о том, что автор хотел осудить героиню, отсталую с точки зрения женской эмансипации, но, как настоящий художник, невольно ее восславил. Толстой также хотел вывести на чистую воду, как делился замыслом с Софьей Андреевной, женщину из аристократического слоя, но падшую. И восславил, влюбил читателя в женщину любящую до безумия.
Поэт Юрий Кузнецов говорил, что мужчина ходит вокруг вселенной, а женщина – вокруг мужчины. Поэтично! Только все наоборот, мужчина, может, и рвется пройтись вокруг вселенной, но ходит вокруг женщины, как телок, пасущейся на привязи в отведенном кругу. Причем, женщина, пока она не получила мужское семя – это одна женщина, женщина родившая – совершенно другой человек.
Мужчина живет мечтой, выстраивая завтра, никогда не меряясь с настоящим.
Какой удивительной женщиной была Софья Андреевна Толстая! Это же такого мужика удержать! Она уж ему и детей рожала, со счету собьешься, и версты рукописей его переписывала, и в пруд бросалась, выбрав, где мельче, но потребовалась, утонула бы, а Лев Толстой остался бы при ней.
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». В годы перестройки Иван не раз говорил, что время изменило эту Толстовскую мысль, и теперь каждая несчастливая семья несчастлива одинаково, потому как одинаково задавлена бытом и выживанием. Минули годы, материальный уровень жизни немножко подтянулся, несчастье вновь разветвилось в многообразии. А вот счастье?
Семья Толстого, в понимании Ивана, безусловно, была счастливой семьей. Да, были размолвки с Софьей Андреевной, и ревность, породившая «Крейцерову сонату», и неприятие ее высказываний в прессе, и в судьбе губящего в разгуле жизнь Феди Протасова выражена судьба сына, и, наконец, его уход на восемьдесят третьем году жизни из Ясной Поляны. Он уходил от семьи, как бы отслаивающейся от него в жизнь, им отвергнутую; уходил от почитателей, вместо вопросов бытия, сующих ему клочки бумаги для росписи; от последователей, знанием точных ответов искоренявших саму мысль; от журналистов, пугавших вспышками фотографических камер; от паломников и черт знает кого, когда старику невозможно было по необходимости справить надобность: известная киносъемка Толстого, когда он идет в одну сторону, а потом резко возвращается, запечатлела как раз этот казус – классик шел в уборную, а она была занята! А там, в русских просторах с этим проблем не было. Там текла естественная жизнь, и где-то там, в Оптиной ли пустыни, в бедной ли крестьянской избе, рядом с простой русской бабой, - ибо нет ничего на Руси без бабы? - жила, должна была жить истина, правда, подлинность. Он шел от придуманных человеком институтов власти, перевирающих для своей выгоды даже слово Христа. Он, нарисовавший многообразное бытие в образах художественного мира, уходил в иное бытие реальности.
Была ли ноша тяжелее, чем крест Сына Божьего? Знал ли кто такую муку, как Авраам, своими руками привязывающий любимого сына своего к жертвеннику?
О дереве судят – по плодам его.
Рассыпавшееся по свету семя Толстого дало многочисленные добрые всходы, и через тысячелетие, вполне возможно, Толстовский мужской Y-хромосом по распространению в мире будет соперничать с племенем чингизитов. При этом, потомки, - дела многих из них на виду - несут в себе нравственные заповеди великого предка. Жив – дом его. Труды – вечный посев и нескончаемая жатва.
Нет иного счастья среди людей.
Толстой, потерявший в полтора года мать, целенаправленно строил счастливую семью. Выбирал жену, присматриваясь, взвешивая, сравнивая. Как Левин в «Анне Карениной», устраивал, расширял хозяйство. И чем больше он любил, вкладывал сил и души в семью, в поместье, тем крепче прирастал ко всему сущему вокруг и оказывался несвободным.
Лев Толстой, рожденный, как Моисей, вести свой народ из рабства в землю обетованную, как царственный Будда искать путь освобождения от страданий и жизни, достигая блаженной нирваны, и как Христос странствовать по Иудее, взывая к любви и прощению! Лев Толстой, в котором жил и дикий, гордый Хаджи-Мурат, смешной в своих человеческих притязаниях на Божью власть Наполеон, влюбчивая плясунья Наташа, воплотившая себя в материнстве! Божье Творенье отображалось в нем, а он жил в Ясной Поляне, становившейся для него не больше монашеской кельи или камня, на котором три года простоял Серафим Соровский. И как для отшельника камень, или родник, к которому тот припадал, сходя с камня, для Толстого делалась Ясная Поляна невыносимо дорогим, привязывающим, приковывающим. С той разницей, что камень – всегда был готов к стопам отшельника, а рожденные дети, они то болели, то капризничали, то вообще выражали расхождение во взглядах, но они были родными, и с этим нельзя было ничего поделать. Тянули к себе посаженные деревья, сады. Стал привычен и необходим голос жены, ее отклик на мысль, труд, книгу, ее понимание! А она подчас не понимала, ну, не понимала! И в эту связавшую по рукам и ногам жизнь, устав дожидаться, чтобы поговорить, вдруг врывался Сократ и стоял над душой с чашей яда, и Христос скромно заглядывал, муча невозможным для человека всепрощением, и невзрачный, неодолимый в совестливости своей капитан Тушин, вдруг хватанув рюмку, махал рукой, мол, а ну его, давай к орудию, и по французу, по французу! Людская жизнь, все земное бытие виделись мимолетными и маленькими перед тем вечным, единым, во что рано или поздно уходит человек, и готовить этот уход он обязан еще здесь, на земле, искореняя зло и заботясь об общем благе. Келья Ясной Поляны сужалась, утягивала, требуя земных хлопот! Но самое страшное, не тогда, когда жена не понимала, и даже совершенно оказывалось неважным, понимает она или нет, - исчезал воздух, когда не было от нее ответа. Час нет, другой, нестерпимо, а к вечеру она вдруг шла с музыкантишком и взмахивала рюшечками на рукавах с такой страстью к жизни, будто и слыхом не слыхивала о Будде!
А уж, каково было ей, жене, матушке, во всем этом, ведь не только работы через край, ведь, чтобы не случилось с героями произведений, со страной, с неразумным человечеством, во всем виновата она! Не доглядела!
Заточенье счастливой семьи! От несчастья, человек масштаба такой ответственности, как Лев Толстой, никуда бы не ушел, а уйти он мог только от счастья, ссучивавшего душу до размеров счастливой привязи.
Перефразируя еще раз мысль Толстого можно сказать: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, а все счастливые семьи – несчастливы одинаково.
Хотите стать великим или, по крайней мере, добиться много в жизни, поставьте себя в безвыходное положение – создайте счастливую семью. Для этого, правда, нужно обрести такую жену как Софья Андреевна – жена Толстого, или Анна Григорьевна - жена Достоевского, которая стенографировала за ним, расшифровывала и также по нескольку раз переписывала с черновиков горы рукописей мужа и торопилась рожать детей.
О значении женщины в жизни мужчины можно судить по двум бракам Федора Михайловича. Первая его жена Мария Дмитриевна, уже имевшая ребенка от предыдущего брака, с трепетом, как к редкой личности, относилась к местному учителю гимназии. А Достоевский был для нее фигурой обычной, незначительной, и она крутила из него веревки. «В таких условиях Гоголь бы ничего не написал!», - восклицал он в сердцах. «Но ты же не Гоголь!», - раздавался смех в ответ. Именно при жизни с ней будущего классика, прошедшего эшафот, каторгу, солдатчину, разбила эпилепсия. Работа не шла, правда, зато потом эта женщина стала прообразом ярких героинь его произведений. Вторая жена Анна Григорьевна верила в писателя больше, чем в Гоголя или в кого бы то ни было, почитала, как человека, и при жизни с ней, в основном, Достоевский и создал свои гениальные романы.
Если бы Толстой прожил в семье не полвека, а как Достоевский, - четырнадцать лет, то опочил бы в таком же ощущении семейной идиллии.
Все сказано. «Добродетельная жена – венец для мужа своего; а позорная – как гниль в костях его», - гласят Притчи Соломона. «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, - взывает Апостол Павел. И продолжает: - Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал себя за нее». И уж куда как проще: «Не прелюбодействуй».
Не растекайся жижею и топью, устремляйся руслом в море, океан.
…Незнакомка шла по аллее Дубовой рощи, порыв ветра взвихрил ее распущенные волосы, она придержала их рукой, убирая с глаз, и невольно выстрелила взглядом, угадав в глаза идущего навстречу Ивана. Они улыбнулись друг другу, как люди, объединенные одной любовью, Ясной Поляной, замедлили шаг и стали оборачиваться, будто вспоминая, где прежде встречались? И вновь глаза ее из-под руки с блеснувшим обручальным кольцом и взвившихся косм, в застенчивости, были нацелены прямо на него. Сердце Вани вздрогнуло, запрыгало, как жеребенок на аркане, и помягчал вдруг хмурый взгляд, смотревший стволами дубов, и стаяли только что возведенные в душе Египетские пирамиды, и голова решительно перестала понимать, почему же нельзя, когда все равно все уже – на-ча-лось.
|
